Жил Базалай среди гор,
Слыл оружейником он.
Лучшим кинжалам с тех пор
Имя дают «базалай».

Ширью лезвие в пять вершков,
А длиною оно в аршин,
Вот каков он есть, вот каков
Горский кованый базалай.
Ненадолго в ножнах покой
Находил он, прильнув к бедру.
И с недюжинною рукой
Вновь сливался его эфес.
И Кавказ мне соврать не даст:
Был в сражениях базалай
Разрубить пополам горазд
Вместе всадника и коня.
Ширью лезвие в пять вершков,
А длиною оно в аршин.
У прославленных ездоков
Почитаем был базалай.
После срубленной головы,
Чтобы с лезвия кровь стереть,
Нужен был лишь пучок травы,
С камня сорванный на скаку.
Там, где слышался звон стремян,
За великое мастерство
Не один в горах годекан
Возносил Базалаю честь.
На базарах о нем молва
Не смолкала за веком век.
И поныне она жива
Там, где горский звучит чунгур.

Вздыблен огненный жеребец,
И на горцев сквозь облака
Под Кумухом Тимур Хромец
Боевую метнул орду.
И рванул Базалай клинок,
Чтоб Тимура рассечь в бою,
Но ордынский успел стрелок
Продырявить его стрелой.
Оружейник упал с седла.
И Тимуру:
«Всем миром правь!» –
Был трофейный того числа
Базалай поднесен в горах.
И поведал ему клинок
Про хозяина своего,
Сколько в битвах голов отсек
У незваных он чужаков.
«Не забудет его Кумух,
Мой хозяин – умельцем был.
Дух свободы я – вечный дух
Воплощен им в стальную плоть!»
Рдел походный шатер огнем –
Из бухарского шелка весь.
На парчовых подушках в нем
Восседал властелин хромой.
Много он покорил земель.
Вот и неба достиг почти.
И невиданный им досель
На коленях держал булат.
Было лезвие обнажено,
И, таинственней всех зеркал,
Отражало в себе оно
Лик Тимура вблизи луны.
Македонскому наверняка
В славе вызов бросал Тимур.
И тщеславно легла рука
На плетеную рукоять.
И, подлунную не деля
Власть ни с кем свою,
думал он:
«Недостойна иметь земля
Двух владык, пока буду жить!»
Из Евфрата и рек других
Он в походах поил коня
И в наложницу войск своих
Грозно Персию обратил.
В мире многие города
Самарканд красотой затмил,
И ученых мужей сюда
Свез Тимур из чужих краев.
Но приходит всему конец,
В Самарканде вселенский плач,
То в гробницу сошел Хромец
С громким именем Тамерлан.
Где добыча его?
Весь свет
Ей не мог бы назвать цены,
Но пустило по ветру лет
Время то, что он взял в боях.

Перс по прозвищу Надиршах
В знойной Индии, говорят,
Выбить смог, как судил аллах,
Из руки магараджи меч.
Это горский был базалай,
Кликнул шах к себе толмача:
«Чьи на лезвии, – прочитай, –
Начертал имена резец?»
И услышал шах от него:
«Имя первое – Базалай,
А в соседстве с ним – самого
Имя доблестного Хромца».
Шах Надир, оценивший меч,
Ювелира позвать велел
И свое приказал насечь
Имя зычное на клинке.
Поднимают шакалы лай,
И стервятник добычи ждет.
Носит с гордостью базалай
Шах Надир на ремне своем.
В белой кипени облаков
Возвышается Дагестан.
И один из его замков –
Крепость горцев – Нарын-кале.
Шлет каджаров персидский шах
С братом собственным во главе:
«На лезгин нагоните страх,
Отомкните под небо путь!»
Но лезгинские лучники
Преградили дорогу им.
И отринуты чужаки,
И убит полководец их.
Надиршах, как о том узнал,
Базалай из ножен рванул:
«Я клянусь, будет счет немал
Мною срубленным головам.
За тебя, Ибрагим, мой брат,
Отомщу, как велит мне долг».
И поднес он к губам булат,
Сталь холодную поцеловал.
Ширью лезвие в пять вершков,
А длиною оно в аршин.
И послышался звон клинков,
Надиршах в Дагестан пришел.
И о том была не одна
По соседству семи планет
Песнь в селениях сложена,
Не страшны времена для них.
И хоть гору из черепов
Смог воздвигнуть персидский шах,
Но в своих превратить рабов
Дагестанцев он не сумел.
Базалай ему не помог.
Шах разбит был.
А Дагестан
Свой золой посыпал порог,
Чтобы недруга след простыл.
И, булат отстегнув в тоске,
Шах Надир произнес:
«Пусть тот,
У кого есть мозги в башке,
Не идет в Дагестан с войной».

Ширью лезвие в пять вершков,
А длиною оно в аршин,
Вот каков он есть, вот каков
Горький кованый базалай.
Льется кровь, и горят леса,
Бурных лет затянулся бег.
Что ж не сжалятся небеса
Над тобою, мой Дагестан?
Над Ахульго клубится дым,
И Дарго и Гуниб в огне.
Был Шамиль еще молодым,
Когда в руки он саблю взял.
Дагестан – его ад и рай.
Дух свободы подвел коня,
И, как молнию, базалай
Он поднес Шамилю в ножнах.
Четверть века идет война,
Не сдается царю Шамиль.
Базалай – его честь.
Она
Не изменит ему в бою.
Четверть века – немалый срок,
Пал Гуниб, и пленен Шамиль.
И его, как назначил рок,
В Петербург привезли к царю.
И спросил у имама он:
«Дай ответ, когда не секрет,
В битвах саблею вооружен,
Как держался ты столько лет?»
И ответил ему Шамиль:
«Я скажу тебе, государь:
Был в сраженьях, и в этом быль,
Дух свободы – моим клинком...»
Как судил Шамилю удел,
Жил в Калуге он десять лет,
И над ложем его висел
Горский кованый базалай.
И все реже оружья звон,
Как сквозь сон, долетал к нему,
И России подданство он
Принял вдруг на закате лет.
Не стареет благая весть,
Что летит по хребтам годин:
«Дух свободы – он был и есть
Горский кованый базалай!»
Революция стремена
Горским всадникам подала,
И вложила им в грудь она
Дух свободы, как меч в ножны.
Неразрывен союз племен –
Это родины базалай.
Был оружием главным он
На Отечественной войне.
И живет достоверный слух,
Что перо на заре моей
Подал с неба свободы дух
Мне, как воину базалай.