В далекую то было пору,
Но было – врать не будут зря:
Сам царь приехал в наши горы,
Нас, горцев, милостью даря.
Еще война недавним гулом
Как бы не смолкла по горам,
И разоренные аулы
Еще дымились тут и там.
И пораженья и победы
Еще сочились кровью ран,
А золоченые кареты
Уже увидел Дагестан.
Коней увидел тонконогих,
Что, растянувшись и пыля,
Влекли кареты по дороге
Кривой, как сабля Шамиля.
То гул речной в ущельях слыша,
То птичий щебет по кустам,
Царь поднимался выше, выше
В туманный мой Аваристан.
Дороги дикое круженье
Не раз, быть может, проклял он,
Стремясь попасть к местам сражений,
Облитым кровью с двух сторон.
Немало наших горцев пало,
Джигитов, гордых узденей,
Но и солдат легло немало
С рязанских, псковских ли полей.
На диких этих поворотах
В кипящих волнах этих рек
Штыки царя, клинки свободы
Друг с другом скрещены навек.
Но царский поезд едет выше,
К пределам горной высоты.
Все миром и покоем дышит,
Звенят ручьи, цветут цветы.
Блестят погоны, аксельбанты,
Мундиры, шпоры, ордена.
Тут генералы, адъютанты,
Тут знать России собрана.
Но выделялась средь надменных
Особа юная одна,
Кто говорит – сама царевна,
А кто – великая княжна.
Хоть горы многое успели
Вокруг увидеть с высоты,
Не приходилось им доселе
Встречать подобной красоты.
Такие девы только в сказках.
Одета в белые шелка
Овальнолица, синеглаза,
Золотокудра и тонка.
Есть в Дагестане мост известный,
О нем наслышан стар и мал
Здесь все Койсу, сливаясь вместе,
Ревут в теснине между скал.
Ревут во тьме потоки эти,
А над горами – синий свет.
Мрачнее места нет на свете,
Но и прекрасней тоже нет.
Уж все любуются, освоясь:
Какие дивные места!
Остановился царский поезд,
Достигнув этого моста.
Долина в бережных ладонях
Лелеет сакли и мечеть.
Другой аул сидит на склоне,
Как будто сокол на плече.
А там, вдали, аулы тоже
В ущельях скал и в складках гор,
А в высоте, как бы итожа
Всю красоту, парит орел.
Не хватит струн, не хватит слова.
Но нету выше красоты,
Когда среди камней суровых
Цветут нежнейшие цветы.
Земля жестка, но сколько света!
Соседствуют огонь и лед.
Зато и меда слаще нету,
Чем наш высокогорный мед.
Он весь наполнен горным солнцем,
Напоминает он слезу.
А пчелы наши – тоже горцы
И гнезд не делают внизу.
И вот стоят смиренно кони.
Привал. Все вверх бросают взгляд,
Приставив козырьком ладони,
Закинув головы назад.
«Очаровательно! Прелестно!»
Но царь спросил: – Скажите мне,
Внизу ужели мало места?
Зачем гнездиться в вышине?
Тут вышел из толпы навстречу
Почтенный старец, говоря:
– Когда хотите, я отвечу
На слово белого царя.
Конечно, места им немало
Среди садов, долин, лугов.
Но для того удобны скалы,
Чтобы укрыться от врагов.
Чтобы никто до пчел добраться
Не мог проворно и легко:
Они гнездятся, как аварцы,
В суровых скалах высоко.
До меда, знаем, каждый падок,
Привыкли люди к грабежу.
А мед у нас, и правда, сладок,
Про мед обычай расскажу.
Про наши свадьбы речь веду я.
Богата свадьба иль плоха,
Но вот невесту молодую
Привозят к дому жениха.
От дедов к дедам повелося,
Да так порядком и идет:
Ей у ворот всегда подносят
Высокогорный этот мед.
Жених подаст ей ложку меда,
И поцелуются они,
Чтоб были сладки жизни годы,
Чтоб сладки были все их дни.
Тогда царевна вдруг сказала,
Тая усмешку в сини глаз:
– Как интересно! Я б желала
Тот мед попробовать сейчас.
Переглянулись офицеры:
Отвесны скалы, щель узка...
Тут, к счастью, тучка налетела,
Дождем дохнули облака.
Команда – в путь! Но что такое?
Кто там рискует жизнью зря?
Кто, за узду схватив рукою,
Остановил коней царя?!
То горец юный дерзновенно
Себя подставил колесу:
– Здесь подождите! Для царевны
Я мед мгновенно принесу.
И вверх полез ловчее тура.
Качнулась горная трава.
Глядеть на эту верхотуру
И то кружится голова.
Но вниз спустившись по граниту,
По скользким выступам камней,
Тот мед альпийский, знаменитый
Он на ладони подал ей.
Ладонь пропахла дымом, шерстью,
Кривой ярыгой чабана,
Конем пропахла с дымом вместе,
Черна, обветрена она.
Застыли ветры над горами,
Стих на мгновенье шум реки,
Когда пунцовыми губами
Взяла царевна мед с руки.
Отводит взгляды из приличья
Блестящей царской знати рать.
Тут говорят: – Велит обычай,
Тебя должны поцеловать.
Должна свои подставить губы
Тому, кто медом угостил.
Она глядит, а губы грубы,
Коснуться их не хватит сил.
– Ну что же, я не протестую.
Пусть он меня целует, но
Его сама я поцелую.
И вот условие одно.
Он ловок, смел... К чему вопросы,
К чему ненужных слов поток?
Пускай достанет мне с утеса
Уже не мед, а сам цветок.
Пусть самый редкий мне достанет,
Не рядовой какой-нибудь,
Как память об Аваристане,
Я приколю его на грудь.
Ударил юноша папахой
О землю. С бритой головы.
– Согласен! В путь иду без страха,
Должны меня дождаться вы.
Скала. Орел лениво кружит.
Гремит река. Гуденье пчел.
Но тот цветок, который нужен,
Уж слишком высоко расцвел.
Мелькнул цветок в холодной пене,
Похоронил свою красу
Там, где сливаются в кипенье
Четыре грозные Койсу.
Мелькнули шапка и заплаты,
Рука мелькнула в пене струй.
Навек остался неотплатным
Царевны сладкий поцелуй.
И говорят по слухам верным
У нас в долинах и горах,
Что вдруг услышала царевна
Не мед, а горечь на губах.
С тех пор промчалось лет немало,
Но если путник здесь идет,
Он говорит, взглянув на скалы:
«Вот горный мед. Вот горький мед».
И мне другой судьбы не надо,
Хоть видел я немало стран,
Моя печаль, моя отрада,
Мой горький мед, мой Дагестан!