Рядом с Индией, меж древних мест,
В Гималаях, где макушкой самой
В небеса уперся Эверест,
А у ног его толпятся храмы,
Где холмы Тибетские белы,
Точно пловом полные котлы,
Где вдоль Ганга — в пепле, в серой пене —
Не смолкают стоны песнопений,
Где ракушками на склоны скал
Лепит домики свои Непал —
Чудо Азии. Всего чудней —
Сотни сот богов, живущих в ней.
Их под здешним небом — дополна,
Все и не упомнишь имена!
Бог для страсти. И для многих вместе.
Боги счастья, совести и чести.
Боги ночи есть. И боги дня.
Боги доброты. И боги злобы.
Бог всепониманья. Бог огня.
А для огненной любви — особо.
Боги есть для пляшущих. Поющих.
Боги многодумные — для пьющих,
Чтоб янтарная струя вина
Мудростью была освящена.
Песни Вишну, Кришну или Шивы
Так философичны, так красивы!
Столько мне там рассказали притч!
Все не смог я до конца постичь!
Но меж темных споров о святыне,
Страстных словопрений и молитв
Я услышал о живой богине,
С той поры душа о ней болит!
— С добрым утром! — ей с утра желаю.
— Доброй ночи! — к ночи ей шепчу,
Маленькая, милая, земная,
Светлому подобная лучу.
О красе ее — небесном даре —
Говорят без лести зеркала…
Да минет тебя дыханье зла,
О богиня — девочка Кумари!

Кумари — цветок. Из цветений всех
Избрали ее одну,
Чтоб мир, погруженный во мрак и грех,
Себе вернул белизну.
Кумари — птичка. Из чудо-птиц —
Ей воспарить одной,
Чтоб люди земные склонялись ниц
Пред ней, богиней земной!
Кумари — алмаз. Изо всех камней
Непал эту прелесть извлек,
Чтоб на груди Гималаев ей
Сверкать хоть недолгий срок!..
Кумари — дитя. Почти что с пелен
Ламы ее земли
На самый высокий, сияющий трон
Девочку вознесли.
«Богиня» — такой небывалый чин
Ей, малолетней, дан.
Не возведен ни один властелин
В этакий важный сан!
Кумари-девочке в Катманду
Построен дворец-чертог,
Но радости этот чертог на беду
Девочке дать не смог.
Кумари! Тобой дорожит Непал,
Пока ни ночью, ни днем
Никто ни кровинки не увидал
На детском теле твоем!
Пока непорочна ты и бела,
Ягненок белый в отаре!
Пока не коснулось дыханье зла
Твоей красоты, Кумари!
Пока не спугнули зависть и гнев
Радость твою и веселье,
Пока ты вся как сладкий напев
Матери над колыбелью…
…По части религии я не мастак,
Не думал, что наяву я
Увижу богиню в земных местах…
И вот — повстречал живую!

Мудрости вершины — Гималаи!..
Столько лет — а может, и веков? —
Люди устремлялись к вам, желая
Древней тайны приподнять покров,
Посмотреть, что там, вверху, сокрыто,
Полюбить и вникнуть в существо
Вашего обычая и быта,
Въявь увидеть сказок волшебство.
Как паломники к святой Каабе,
Люди шли… Но этот шел как друг,
А другой передвигался, грабя,
Чтобы доверху набить сундук…
Шли познанья ради. Ради веры…
Из корысти шли издалека.
Шли с евангельем миссионеры,
Шли купцы… А следом шли войска…
На слонах, шагающих степенно,
О Непал, кого не видел ты?!
К Гималаям липли джентльмены,
Точно мухи к телу нищеты.
Кто им, жадным, преградит дорогу,
Пресечет их алчности пути?!
Боги?.. Их в Непале слишком много!
Трудно им к согласию прийти!
О Непал нагорный, путь твой горек,
Ты прошел чистилище и ад…
Но довольно!.. Я ведь не историк,
Не ученый я пишу трактат!
Мне б хоть разобраться в тех причинах,
Что меня влекли к тебе, Непал…
Помню, как из рукавов овчинных
Книжицу отец мой доставал,
Он, поэт, Расулу-мальчугану,
Примостясь на каменном катке,
Толковал сказанья Индостана
На родном аварском языке.
Те слова не пролетели мимо.
И меня, должно быть, неспроста
Повлекли к себе неудержимо
Эти чужедальние места.
Мне, конечно, не открыть Непала,
Он и сам открыл себя давно.
Но душе моей открытьем стало
В Катманду высокое окно.
И под ним — не в первый раз, а в третий —
Я взываю: — Появись скорей
Ты, кому подобной нет на свете,
Лучшая из всех земных детей!
Жду… Мелькнуло пурпурное сари…
И, глазами длинными блестя,
Появляется она — Кумари,
Свет-богиня, девочка, дитя!
Выплывает золотая рыбка…
И блестит, взойдя над миром всем,
Детская счастливая улыбка,
Без которой мир и пуст, и нем!
…О Непал! Планеты нашей круть!
К пику Джомолунгма тяжкий путь,
Лестница крутая к Гималаям…
О Непал! Ты так непостигаем!
Помню, как впервые увидал
Я твои твердыни, о Непал!
Голубые пропасти, каньоны,
Где шумит поток неугомонный…
Повстречалась на тропе крутой
Женщина наварская с водой,
Брызгала она на землю капли,
Чтобы козни засухи ослабли.
Но земля была тверда, суха
И по цвету близилась примерно
К савану, в котором от греха
Навсегда уходит правоверный…
Пальмы к небу ветви возвели,
Заклинали небеса бананы:
«Влаги нам, несчастным, ниспошли!»
Но молчало небо, как ни странно.
Водопады… Здесь их — двадцать два,
Как дойти до них?! Гласит молва:
Счастье тем, кто все их увидал…
Ну, а ты?.. Ты счастлив, о Непал?
Здесь, в Непале, возле очагов
Мирно ладят тысячи богов,
Всем почет: и местным и чужим…
О Непал! Как ты непостижим,
Хоть тебя я вижу в третий раз…
Ты — неотшлифованный алмаз!..
Все же счастлив я, что вновь попал
На твои высоты, о Непал,
Что в твоей столице Катманду
Под окно богини вновь приду…

«Непал — крыша мира», — кто-то сказал,
Опять я про это слышу.
Привет тебе, крыша мира — Непал!
Взлететь ли превыше крыши?!
Прибывший, костюм парадный надень!
Повсюду звенят напевы.
Сегодня — праздник, великий день
Рождения королевы…
С Рахманом Везировым — нашим послом —
При громе пушек и звоне
Меж принцев двоих сидим за столом,
А королева — на троне.
Сто барабанов в округе бьют.
Музыка — справа, слева…
И пробивается сквозь салют:
«Да здравствует королева!»
Со звоном плясуньи вступают в круг,
В броню колокольцев одеты,
Звенят браслеты на сгибах рук,
На смуглых ножках — браслеты…
Цимбалы и дудки звучат в унисон,
Пестрят и кружатся краски,
И вкруг меня колесом, колесом
Кружатся странные маски.
Лишь маски — повсюду… Иное лицо
Чуть видно из меди и золота.
Даже у парня — в носу! — кольцо:
Ноздри насквозь проколоты!
У женщины той — целый медный рудник
Блестит на груди, жáрок!
Совсем как у милых землячек моих —
Карибских наших аварок…
Не зря я родные вспомнил места…
Собачья взвихрилась драка,
Как дома у нас, как там, в Ората,
Там, близ родного Хунзаха.
Здесь — борются. Там, натянув тетиву,
Стрелы пускают метко,
И птица падает на траву
Как тряпка, как сбитая ветка…
Канатоходцы?.. И это есть!
И здесь этот спорт в почете.
Зажгутся костры — королеве в честь,
Искусников там найдете!..
Звенят колокольцы, звенят в унисон…
Как в сказке, пестреют краски,
И вкруг меня колесом, колесом
Кружáтся странные маски.
Кружáтся, в пространство глаза вперив,
Так слаженны их движенья!
О мáндала! Древний индийский миф,
Вижу твое круженье.
Ну, маска!.. До самых ушей — оскал!
Должно быть, рука сжимала
Тот нож, которым славен Непал,
Кукри — ятаган Непала.
Он так остер, тот непальский меч,
Что по первому зову
Мог бы одним ударом отсечь
Голову у коровы!
Но у коровы судьба не та!
Коровы живут отменно,
Ибо в Непале корова — свята,
Она неприкосновенна…
…Кружится, звеня, череда подруг,
Сверкает гирлянда света…
Звенят браслеты на сгибах рук,
На ножках звенят браслеты…
О, если б меж тоненьких танцовщиц,
В их золотом пожаре,
Мелькнула бы лучшая из цариц,
Она, богиня Кумари!
Но нет ее здесь… И совсем темно
В стеклах ее оконных.
Наверно, спит богиня давно —
Она ведь еще ребенок.

…Праздник окончен. Утих байрам
С песнями, гиком, свистом…
Идем, как по старым, рваным коврам,
По улицам каменистым.
Мелькают дальние огоньки…
Отелей свет многооких…
Видим: дворцы… Невысоки
Дворцы у принцев высоких!..
Движемся медленно, не спешим,
Нам же все интересно.
Улицы здесь узки для машин,
Нашему «ЗИЛу» — тесно.
В крайний проулок пройти нельзя:
Корова там развалилась.
Просит водитель, пред ней лебезя:
— Подвиньтесь, сделайте милость!
Домиков глиняных тесный ряд
Будто к земле прижатый,
Вот так же в Балхаре чаны стоят,
Которые бьют ребята.
Базар за базаром… Меж них — казино.
Еще казино — на крути.
Такие видал я уже давно,
Помню, еще в Бейруте…
Знаю: прекрасный город разбит,
Обезображен жестоко.
В дымных руинах теперь лежит
Этот Париж Востока…
Дальше идем… Монахов приют,
Речка бьется о кáменья…
На берегу покойника жгут,
Труп — в языках пламени…
В воду слетает пепел и грязь,
Осколки, битые крынки…
Рынок… Кого не увидит глаз
Здесь, на восточном рынке!
— Сюда! — зовет одессит-остряк,
Видно, торговец прыткий. —
Поскольку вы вроде бы мой земляк,
Зайдите! Для вас со скидкой!
Кашмирские шали… Четок гора.
Святая водица. Ткани.
Птицы блистающего пера.
Рядом — живые лани…
Взвешивают, мерят добро,
Громко божась и ссорясь…
Все продается: шелка, серебро,
А заодно и совесть.
А покупатели? Пестрая смесь!
Каждый — в своем типе.
Американцы. Французы — здесь
И старики. И хиппи.
Битники… Как разгадать их пол?..
Все стандартно одеты.
Юноша это сейчас прошел?..
Или девушка это?..
Узкие джинсы — на всех подряд.
Сорочки — пестры, не новы, —
Как философии этих ребят,
Их скептицизм грошовый…
…Народ набивается в казино,
Стихает шум на базаре.
А я смотрю… Не зажглось ли окно,
Не видно ли в нем Кумари?

Девочка-богиня! Чудо-птица!
Малый птенчик в клетке золотой!
Слышишь?.. Я пришел к тебе проститься,
Уезжаю. Мне пора домой!
Вновь стою у твоего оконца,
Снова я нетерпеливо жду,
Скоро ли блеснешь ты, дочка солнца,
Золотая рыбка Катманду?
Хоть сквозь эти узенькие дверцы
Покажи прелестное лицо,
Символ мира, светлый образ детства,
Радости весенней деревцо!
О, апрельский персик всех безгрешней!
Нежный, как невинности напев!
Майская прозрачная черешня —
Знак ее на лбу у королев!..
Косточка — горчинка абрикоса,
Вишенка, что соком налита!
Выйди! Доплети тугие косы!
Покажись, о девочка-мечта!
Что ты медлишь?.. Поскорее выйди!
Сердце ожиданьем изошло…
Может быть, Кумари, ты в обиде?
Кто посмел тебе содеять зло?!
Древнее ожившее преданье
В нимбе золотистого венца!
О богиня!.. Вон какое званье
У такого малого птенца!
Выйди! Выйди!.. Распахнулись створки…
Появилась… Близится сюда…
Но тотчас заметил взгляд мой зоркий,
Что она — иная, как всегда.
Чуть вздохнула… Задрожала губка…
Почему, Кумари, ты бледна?..
Что с тобою, тихая голубка?!
Чем душа твоя угнетена?
Девочка, ты для меня — загадка.
Я смотрю и не могу понять:
То ль сейчас ты рассмеешься сладко,
То ль вот-вот готова зарыдать?
Прошепчи мне, гибкая тростинка,
Шепот твой услышу я, любя, —
Искра смеха иль слезы росинка
На густых ресницах у тебя?
Не скрывай, признайся откровенно:
Может, сны твои нехороши?
Разберусь я, взрослый, постепенно
В состоянии твоей души.
И, тебя жалея неустанно,
Грусть твою, богиня Катманду,
На язык аварский наш, гортанный,
Для моих друзей переведу.

Девочка, беда с тобой стряслась…
Вот я — дома… Но забыть не в силах
Губ твоих дрожащих, этих милых
И обиженных по-детски глаз.
Да, и здесь, в родимом Дагестане,
Даже ночью, даже и во сне
Твой тоскливый взгляд мне сердце ранит,
Птицею трепещешь ты во сне.
Я узнал, в чем боль твоя, бедняжка,
Страх, что я прочел в твоих глазах,
Что твое сердечко давит тяжко,
Он оправдан жгучий этот страх.
Понял я: ты не дитя отныне
И тебе — судьбу свою кляни! —
Быть, Кумари, светлою богиней
Остаются считанные дни.
Зрелость наступает. Зрелость близко.
А едва придет она — тогда
Из богов, из золотого списка
Вычеркнут бедняжку без суда.
Боги — что?! Тебе не будет места
Меж людьми — средь жен и матерей!
Не жена, навеки не невеста,
Из дворцовых выбежишь дверей!
Из чертогов — на жару и стужу…
Будь хоть раскрасавицею, но
Не найти богине бывшей мужа…
Замуж ей идти запрещено.
Из Кумари, гордой и всевластной,
Пред которой ползали в пыли,
Станешь просто девочкой несчастной,
Самой горькой дочерью земли!
Меж гонимых будешь всех гонимей.
Каждый шаг вменят тебе в упрек,
Все как есть отнимут, даже — имя:
Ты ж «Кумари» лишь на краткий срок!..
…Годы нежное лицо состарят,
Никому не будешь ты мила,
И увянет бывшая Кумари
Без детей, без ласки, без тепла…

Кто так рассудил?.. Монахи?.. Король?
Не знаю и не пойму,
За что причиняют такую боль
Птенчику моему?!
Видал я примеры злобы людской,
Приучен давно к вражде,
И все же ужасней казни такой
Еще не встречал нигде.
За что богиню гонят за дверь,
Нечистой ее сочтя?
За то, что может любить теперь,
Может родить дитя?!
«Любовь — грешна?..» Нет, любовь права!
Поэтов всех созови,
И скажут они, что нет божества
Чище земной любви!..
Признáет ли где человек живой
Такой безумный устав,
Чтоб женщина стала навек вдовой,
Мужа не увидав?!
О девочка! Плачет навзрыд мой стих,
Жгуч мой гнев и остер
И за тебя, и за всех других
Горьких твоих сестер!
Просватана девочка там у вас
С первых младенческих дней,
Но, если жених до брака угас,
Остаться без мужа ей!
Из дома гонит ее семья:
«Еще навлечешь беду!..»
О, сколько их, горестных, видел я
И в Дели, и в Катманду!..
Толпы твоей белизна, Непал,
Вначале ласкала мой глаз,
Но вскоре я от людей узнал,
Что белое — траур у вас.
Что жизнь в королевстве у вас коротка,
Счастья срок невелик:
Тот, кто дожил до сорока,
В Непале уже старик.
Не знаю, жара ли повинна тут,
Опасности ли пути?..
Но знаю: где взрослые рано мрут —
Детям нужно расти…
Уходят в прошлое чудеса.
Новая жизнь не ждет:
Растут фабричные корпуса
Близ гималайских высот.
Непал! Все шире судьбы размах,
Меняется все житье…
На машинах — не на слонах —
Будущее твое!
Ответь мне, сияющий Эверест,
Во имя грядущих дней,
Зачем тебе столько безбрачных невест?!
Дети тебе нужней!..

Чем так привлекал меня Непал?
Почему к нему вели дороги?..
Он ребенка божеством назвал…
Может статься, дети вправду боги?..
Может, от рожденья им дано
Смутное сознанье высшей цели?..
Будущее в них воплощено.
Вот оно — лепечет в колыбели!
Дети — это совесть всей Земли.
Чем мы нашей совести ответим?
В мир они для радости пришли…
Ну, а мы?.. Что мы оставим детям?!
Лист газетный чуть рукою тронь —
Обожжешься, прочь отбросишь сразу!
Тут огонь. И там огонь, огонь…
Запах крови. Тошный запах газа…
Эти погибают в нищете.
Те петлю на них стянули туже.
Эти войны разжигают, те
Продают воюющим оружье.
Кто подскажет выход из тисков
Нашего жестокого столетья?!
Боги?.. Плохо верится в богов!..
Может, выход нам подскажут дети?
В детском сердце — нового ростки.
Чудо — каждый малый человечек,
Но они, как стебельки, хрупки…
Дети!.. О, как надо нам беречь их!
Взрослые!.. Друзья мои! Отцы!..
Если б, согласясь друг с другом, все вы
Для детей построили дворцы
В самом центре города Женевы!..
Пусть их видит каждый дипломат,
Пусть мудрейшие, усевшись рядом,
О войне и мире говорят
Под прямым, нелгущим детским взглядом.
Если ж вдруг в тупик зайдет совет,
К детям обратятся за советом…
Уж поверьте — дети скажут «нет»
Самым хитрым бомбам и ракетам!
И наступит мир. И сгинет страх,
Ожиданье взрывов и аварий…
И с младенцем светлым на руках
Улыбнется взрослая Кумари.
Дети пусть вершат над нами суд,
Матерям кивая благосклонно,
И поэт, как некогда Махмуд,
В прах падет пред новою мадонной!
…Мандала… Редеют облака,
Жарче световые переливы…
Песня началась издалека…
Да окончится она счастливо!