У цумадинской реки

Окутались сумраком дали,
Бегут по реке огоньки.
Мы тихо коней расседлали
И сели на берег реки.
А ночь приближалась все ближе,
Таинственных звуков полна.
Сады и аульские крыши
Во тьму погрузила она.
Звезда за звездою летела...
Заснуть бы, да только невмочь.
Вдруг девушка рядом запела,
И песни наполнили ночь.
О, как они нежно звучали,
От первой строки до конца!
О, сколько в них было печали,
О, как в них любили сердца!
И молча у горной речушки
Старик, поседевший давно,
Нам лил в деревянные кружки
Полночного цвета вино.
А в песни врывались свирели,
Черешня цвела у окна.
От песни мы все захмелели,
А в кружки смотрелась луна.
И снились мне черные косы.
И видел я, будто во сне,
Как горец, минуя утесы,
К любимой летит на коне.
А девушка пела про вьюгу,
Про то, как два красных цветка
Тянулись в долине друг к другу,
Но их разделяла река.
Про то, как два сердца когда-то
Тянулись друг к другу с весны,
Да были по воле адата
Печальной судьбой сражены.
Глотали мы каждое слово,
На девушку глядя сквозь тьму.
И счастья, казалось, иного
Не нужно из нас никому.
А девушка пела и пела…
И я не заметил средь гор,
Как утро рукой своей белой
Зажгло на востоке костер.
И мы любовались собою
И чем-то гордились,
когда
На конях знакомой тропою
Въезжали в аул Цумада…
И больно порой мне, ей-богу,
Когда я встречаю людей,
Что выше подняться не могут
Своих обмелевших страстей.
Но если я вспомню при этом
Ту ночь, что забыть мне нельзя,
Душа озарится рассветом
И боль утихает моя.
И город становится шире,
И вижу друзей я кругом…
Как много хорошего в мире,
Как много красивого в нем!

Мой старший брат...

Мой старший брат,
солдат, а не наиб,
В лихом бою над Волгою погиб.
Старуха мать в печали и тоске
Поныне ходит в траурном платке.
И больно мне и горько оттого,
Что стал я старше брата своего.

Сосна

С вершины не сорваться водопаду.
Над ним промерзло небо докрасна.
Но и зимой весеннему наряду
Не изменяет гордая сосна.
Снег на плечах, а ствол темнее бронзы.
Люблю ее за то, что о весне,
Когда не греет огненное солнце,
Она всегда напоминает мне,
О роднике, журчащем под горою,
О соловьях – волшебниках лесных,
И о цветах, которые порою
Прекрасней тех, с кем сравнивают их.
Стоит сосна, а рядом, пригорюнясь,
Столетний дуб все думает о ней.
Она ему напоминает юность
Неукротимой зеленью ветвей.

Горит мое сердце

Горит мое сердце и ночью и днем,
Весна ли иль скованы воды.
Горит мое сердце, пылает огнем,
Сквозь сердце проносятся годы.
Я помню, лежал пионер под горой,
Сраженный кулацкою пулей,
И сердце мое полуночной порой
Огнем загорелось в ауле.
К немилому в жены, рыдая навзрыд,
Идет под чадрою невеста,
А сердце мое, протестуя, горит,
И мало в груди ему места.
Билет комсомольский вручает райком
Мне, горскому парню простому.
А сердце пылает высоким огнем.
«Твое!» – отвечает райкому.
Мадрид осажденный вставал под ружье,
И, раны забыв и усталость,
Горело огнем его сердце мое
И кровью его обливалось.
С войны не вернулся солдат рядовой –
Мой брат, похороненный в поле.
И сердце мое, как светильник живой,
Пылает, сжимаясь от боли.
Равненье направо! Держу я свой путь
По площади Красной с друзьями.
Горит мое сердце! Когда бы не грудь –
Оно превратилось бы в знамя.
Влюбился я в лучшую девушку гор,
В красивую дочку соседки.
И счастливо сердце, как будто костер,
В который подбросили ветки.
Ночами перо для работы беру,
Вскочив, как солдат по тревоге.
Горит мое сердце, диктуя перу,
Всегда мое сердце в дороге.
Не только любовь, но и ненависть в нем
Сильнее, чем пламя пожарищ.
Горит мое сердце и ночью и днем,
С тобой мое сердце, товарищ!

Молодому поэту

Могу я быть наставником едва ли,
Но ты запомни, молодой поэт:
Стихи – птенцы веселья и печали –
Без боли не рождаются на свет.
Поешь хвалу, бросаешь ли проклятья,
В стихах, как в жизни, будь самим собой,
Не забывай, что свадебное платье
И белый саван шьют одной иглой.
Пиши о счастье, так пиши, чтоб горя
Сторонкой сердце вдруг не обошло.
Рождают реку, что питает море,
Холодный снег и вешнее тепло.
Воспой любовь, воспой строкой крылатой.
Но только, друг мой, помни наперед,
Что в сердце настоящего солдата
С любовью рядом ненависть живет.
Не заставляй перо быть торопливым,
Пусть выдержкой прославится оно.
Кто тянет руки к несозревшим сливам?
Кто пьет недобродившее вино?
Ты будь как тот охотник беспокойный,
Что пропадает сутками в лесу,
Чтобы добыть не зайца в чаще хвойной,
А черно-серебристую лису.

О дружбе

Ты счастлив тем, что многие года
Живешь спокойно, с бурями не споря,
Друзей не знаешь, то есть никогда
Ни с кем не делишь радости и горя.
Но если даже прожил ты сто лет
И голова, как мудрость, поседела,
Тебе при людях говорю я смело,
Что не родился ты еще на свет.

Реки и речки

Когда весною тает снег на взгорьях,
Немноговодны и нешироки,
Как бы крича: «Быстрее к рекам, к морю!» –
Бегут по горным склонам ручейки.
Но в небе над землею Дагестана
Палит весною солнце неустанно.
Текут ручьи из снегового края,
Но по пути, без тени и дождя,
Теряются в песках, пересыхая,
До русел рек заветных не дойдя.
Мелеют реки на степных просторах,
Они текут, отчаявшись давно,
Печальные, как женщины, которым
Стать матерями было не дано.
На берегу каспийском ночью поздней
Не раз и сам я слышал, как вдали
Журчат Койсу, рассказывая звездам
О речках, что до них не дотекли.
Не все мои стихи достигли цели.
Из них иные, словно ручейки,
Едва ли не в истоках обмелели,
Не увидав ни моря, ни реки.

Мое пожелание

Город наш присыпает порошей,
Новый год наступает опять…
Я желаю всем людям хорошим
То, что может лишь друг пожелать.
Я хочу, чтобы звонкий, счастливый,
Всюду слышался смех детворы,
Чтобы девушки были красивы,
Чтобы юноши были мудры.
Я желаю вам друга такого,
Чтоб в тяжелый, нерадостный час
Произнес настоящее слово,
Что спасительным будет для вас.
Невозможно прожить без печали,
Но хочу я, друзья, пожелать,
Чтобы в радости вы забывали,
Что недавно пришлось горевать.
Чтобы люди с улыбкой встречались,
А прощались грустны и тихи,
Чтобы дети без боли рождались,
Чтобы с болью рождались стихи.
Если девушка нынешним летом
Обижала тебя, не любя,
Пусть она пожалеет об этом,
Потому что полюбит тебя.
Я хочу пожелать Дагестану
Много новых поэтов больших.
Ничего, что неслышен я стану,
Заглушаемый голосом их.
А тебе, женолюб многогрешный,
Я желаю признанья вины,
Чтоб просил целый год безуспешно
Ты прощенья у первой жены.
А с тобою что делать, не знаю,
Говорун, ты меня извини:
Я желаю, чтоб немочь зубная
Нас спасла от твоей болтовни.
Я желаю еще, как ни странно,
Чтобы гости стучались к тому,
Кто, забыв про закон Дагестана,
Скуповат и не рад никому.
Я хочу, чтобы песни звучали,
Чтоб вином наполнялся бокал,
Чтоб друг другу вы все пожелали
То, что я вам сейчас пожелал.

Мой день рожденья

Опять сегодня день рожденья мой,
Холодный день, осенний день недолгий.
Я вижу, во дворе старик седой
Метет опавшую листву метелкой.
Как листья были зелены весной
И как они теперь желты и редки!
Пичуга, собираясь в край иной,
В последний раз поет на голой ветке.
Метет старик недоброю метлой,
И с кучей листьев, некогда зеленых,
Он заметает год, прожитый мной.
А много ль их, еще не заметенных?
Нет, дорогая, как там ни крути,
Как ни шути, услышав поздравленья,
Но с каждым годом после тридцати
Мне все грустней в день моего рожденья.

Больные зубы

Я проснулся как-то ночью
Оттого, что зуб болел,
Ныл, стрелял и дергал очень,
И заснуть я не сумел.
Нет ни сна, ни аппетита,
То хожу я, то сижу,
То лежу я, как избитый, –
Места я не нахожу!
Я томился, я бранился,
Я совсем валился с ног,
Я лицом переменился,
И работать я не мог.
Как терпел я, сам не знаю,
Как я вынес столько дней!
О, дрянная боль зубная,
Что сравниться может с ней?
Врач, живущий по соседству,
Помню, спас меня тогда.
Заявил он: «Знаю средство –
Вырвать с корнем навсегда!»
И, сказав: «Виновны сами,
У врача вы редкий гость!» –
Он умелыми щипцами
Вырвал зуб, как ржавый гвоздь!
Может, средство было грубо,
Но понадобилось раз,
И зато другие зубы
Жизнь не портят мне сейчас.
Люди подлые и злые
Есть еще у нас в стране
И, как зубы те гнилые,
Не дают покоя мне.
Подхалим с начальством ладит,
Клеветник ползет ползком
С лисьей хитростью во взгляде,
Со змеиным языком.
Вор, растратчик, лодырь мелкий –
Вот он! Вижу по глазам! –
Сор бросает в ту тарелку,
Из которой ест он сам.
Кулаки в карманы пряча,
Лицемеры наших дней
Ищут, где б найти удачу,
Где водица помутней.
Ждут, напакостить кому бы,
Ищут, где б найти приют,
И, как порченые зубы,
Нам покоя не дают.
Знаю волчью их повадку,
Уцелевших подлецов!
Вот бы силу мне и хватку
Хирургических щипцов!

Письмо одному хунзахцу

В Хунзахе, где улочка вьется косая,
Старуха плелась одиноко домой,
Согнувшись дугою,
Едва не касаясь
Кизиловой палки седой головой.
Мы встретились с ней,
Постояли минутку,
Заплакала, не было сил у нее.
Конечно, я был недостаточно чутким,
Зачем о тебе я спросил у нее?
С ней встретиться
Было, поверь, не легко мне,
А старой со мною еще тяжелей.
Но, если уж ей о тебе я напомнил,
Прости,
И тебе я напомню о ней.
Не аист на грядки зеленого лука
Тебя опустил и земле даровал.
Рожден ты на свет и в страданьях и муках,
Как люди, хоть ты человеком не стал.
Не стал человеком, но, выбившись в люди,
Родимую мать позабыл ты давно,
А мать все равно ожидает и любит.
Что делать –
Ей сына забыть не дано.
Ей долгою ночью не спится,
Вздыхая,
Она терпеливо сидит у окна.
И блещет, тоски ее не понимая,
Бездетная, глухонемая луна.
О нет, ей не щеки твои пропитые,
Не бас твой, осипший от громких речей, –
Мерещатся кудри твои смоляные,
Твой голос, журчащий, как звонкий ручей.
Ты видишься ей беззащитный, неловкий...
Вот в сакле холодной при сальной свече
Ты в грудь ей уперся кудрявой головкой,
И ручка твоя у нее на плече.
Минули не месяцы – десятилетье.
Снег таял в горах,
Утекала вода.
И «мать» – это слово порою в анкете,
Чтоб тут же забыть, ты писал иногда.
Глядит на дорогу горянка седая,
Конец головного платка теребя...
Десятую зиму она ожидает,
Десятое лето цветы собирает,
Чтоб горными маками встретить тебя.
Но ты ни зимою, ни летом не едешь,
И нет от тебя долгожданных вестей.
Старик письмоносец стучится к соседям,
Смущенно пройдя мимо сакли твоей.
Старик письмоносец обходит селенье,
Приносит он в сумке другим матерям
Слова, возвращающие на мгновенье
Угасшее зренье ослабшим глазам.
Послушай, мой сверстник,
Земляк неудачный,
Ты трезвым не помнишь, хоть вспомни спьяна:
В селении старая женщина плачет
Слезами, что крепче и горше вина.
Ты тратишь свое красноречие даром,
Дружкам по пирушкам оно ни к чему.
И слово твое, кроме матери старой,
Не нужно, коль правду сказать, никому.
Не верит она, что у сына родного
Не сердце, а камень, замшелый, сырой,
Но камни, когда обращают к ним слово,
И те откликаются эхом порой.
Мне кажется, тот, чья душа очерствела,
Кто детство забыл и родимую мать,
Продаст не задорого друга и дело,
Тот с легкостью родину может предать.

Люблю тебя, мой маленький народ

Умеешь ты печаль сурово
Встречать без слез, без суеты.
И без веселья показного
Умеешь радоваться ты.
И не твои ль напевы схожи
С полетом медленным орла,
А пляски –
с всадником,
чья лошадь
Летит, забыв про удила.
Характер гордый твой не стерся,
И в речи образность живет.
О, как люблю я сердцем горца
Тебя, мой маленький народ!
В теснине горной, где повита
Туманом кряжистая цепь,
Душа твоя всегда открыта
И широка всегда, как степь.
Живешь, с соседями не ссорясь,
Ты, сняв свой дедовский кинжал,
И я уже не темный горец,
И ты иным сегодня стал.
У ног твоих гремят составы,
С плеча взлетает самолет.
Люблю, как сын большой державы,
Тебя, мой маленький народ!

Стихи о весне

I. В вагоне

Белесыми тучами, сизыми долами
На юг провожала равнина меня.
И дрались вороны над рощами голыми,
И реки дремали, безмолвье храня.
Березы, забыв о веселых поклонниках,
Казалось,
Ко мне обращались с мольбой:
«Взгляни, как продрогли мы в платьицах тоненьких.
Ты едешь к теплу, захвати нас с собой».
Буфетчица в шубке и белом переднике
Спешила дорожную снедь разнести.
А между вагонами, как безбилетники,
Попутные ветры шептались в пути.
Хоть сутки уж едем – с теплом невезение:
Посмотришь в окно – не отстала зима.
Но вот просыпаюсь – и солнце весеннее
Сверкает вдали над вершиной холма.
И пусть еще должен был ехать изрядно я,
Но мне показалось,
лишь глянул в окно,
Что вижу тебя я, моя ненаглядная...
О, как мы с тобой не видались давно!
Вчера еще крышу снежинки царапали,
На санках мальчишки катались с горы,
А нынче озимые видятся на поле,
Слетаются птицы весенней поры.
И малые речки большими вдруг сделались,
И утки заполнили каждый ставок,
И окна открыть пассажиры осмелились,
Хоть был проводник несговорчив и строг.
Наш поезд дорогой летел магистральною.
И, видя вдали очертанье хребтов,
Я знал, что уже на платформу вокзальную
Ты вышла с букетом из первых цветов.

II. На бульваре

Похож бульвар на майское кочевье:
Здесь ручеек лепечет, как дитя,
В ладонях новорожденных деревья
Пригрели капли первого дождя.
А на скамье два старца, отдыхая,
Сидят с утра.
Их радость чуть грустна.
«Вот и весна», – сказал один, вздыхая.
Второй о чем-то вспомнил: «Да, весна».
Бросает взгляд мой сверстник не без ласки
На тоненькую юную жену:
Вдвоем везут наследника в коляске,
Встречающего первую весну.
Над мальчуганом щебет хлопотливый,
Дождинки и небес голубизна.
«Вот и весна», – вздохнул отец счастливый.
Мать нежно улыбнулась: «Да, весна!»
Склонились две студентки над тетрадкой,
Но нелегко им заниматься тут:
То глянут на прохожего украдкой,
То вдруг шептаться весело начнут.
За это им, наверное, придется
Ночь над конспектом провести без сна.
«Вот и весна!» – одна из них смеется,
Вторая лишь вздыхает: «Да, весна!»
А в поздний час между деревьев сонных
Я шел и думал с нежностью земной:
«Как много в нашем городе влюбленных –
Скамейки нет свободной ни одной!»
Какой-то парень,
словно мне на зависть,
С девчонкой целовался... Ночь. Луна.
«Вот и весна», – вздохнул я, улыбаясь,
И отозвалось сердце: «Да, весна!»

III. В канцелярии

Луч солнца лежал на пороге,
Поблескивал темный паркет.
Начальник, суровый и строгий,
Вошел не спеша в кабинет.
Улыбкою за год впервые
Его озарились черты:
Пред ним в кабинете живые
Стояли в стакане цветы.
Вот сел он к столу деловито,
И взгляд на бумаги упал.
«Что это такое!» – сердито
Он, брови нахмурив, сказал.
Всем сразу
(скажите на милость!),
Его сослуживцам пяти,
Как будто они сговорились,
Приспичило в отпуск идти.
Заочник: «Мол, сессия снова».
Второй уезжает к родне.
У третьего месяц медовый
Давно приурочен к весне.
А этого на море тянет,
К тому возвратилась жена...
Цветы захмелели в стакане,
Свистели стрижи у окна.
Подумал начальник в печали,
Усы расчесав гребешком:
«Курьеры медлительны стали,
Не ездят, а ходят пешком».
К лицу машинисткам улыбки,
Но в эти весенние дни,
Как назло, двух слов без ошибки
Не могут отстукать они.
Не сводит блаженного взгляда
Его секретарша с окна,
К нему в кабинет без доклада
Людей пропускает она…
Прощай, мой герой канцелярский,
Прощай и сочувствий не жди!
В аул уезжаю аварский,
О нем разговор впереди.

IV. В ауле

Ущелье сотрясается от гула,
Гремит в ущелье вешняя вода.
На плоских крышах моего аула
Зазеленели травы, как всегда.
А над рекой, округла и поката,
Высокой грудью кажется гора.
И мордочками белые ягнята,
Как близнецы, к ней тянутся с утра.
Полно цветов сегодня красноватых
На персиковой веточке любой,
Как будто стая воинов пернатых
Вела в саду кровопролитный бой.
Как много птиц!
Без их заглавной роли
Стихотворенье жить бы не могло,
А тракторы, хоть пашут землю в поле,
В стихи не лезут, критикам назло.
Любя цветы и горные потоки,
Желаю я, чтоб людям всей земли
Несли тепло взволнованные строки,
Как на широких крыльях журавли.

Запоздалые ласточки

Над горами голубеют дали,
Пробудились первые ручьи...
Что же вы с прилетом запоздали,
Серебристокрылые мои?
Я гляжу на небо ежечасно.
Прилетайте, ласточки, скорей!
На дворе апрель уже,
согласно
Показаньям всех календарей.
Знаю я,
предавшийся волненью,
Зазвените в небе вы едва,
Как в луга по вашему веленью
Выбежит на цыпочках трава.
Станет солнце раньше подниматься
На хребты,
как будто на крыльцо,
Чтоб оттуда в море любоваться
На свое на ясное лицо.
Будут пропадать в лесу и в поле
С девушками парни до утра.
И взгрустнется старцам поневоле…
Прилетайте, ласточки, пора!
В степь отары на зиму спускались,
В горы вновь их двинут чабаны.
Что случилось? Где вы задержались,
Маленькие вестницы весны?
Прилетайте! С нас зимы довольно.
Схожи с вами,
люди говорят,
Весточки в конвертах треугольных,
Те, что прилетают от солдат.
Удержать теперь уж вас не в силе
За морем тепло небес сквозных.
Над дверьми подковы мы прибили,
Чтоб слепили гнезда вы на них.
Ждут вас неба отчего просторы,
И, хоть край мой птицами богат,
Вижу я, как перед вами горы
Снять папахи белые спешат.

Долгая зима

Зима, ты словно гость, что все живет
И каждый день уехать обещает,
И на прощанье руку подает,
И все-таки никак не уезжает.
Весна, ты словно друг далекий тот,
Что каждый день приехать обещает,
Давно с дороги телеграммы шлет,
Но все в пути – никак не приезжает...
Прошел апрель, но все еще зима,
Но нет цветов, и трав зеленых нету,
Увешаны сосульками дома,
Слепое небо серой мглой одето.
Молчат остатки прошлогодних гнезд
Там, где пора бы ласточкам гнездиться,
Тяжелый лед плывет под черный мост
В реке, где время детворе резвиться.
И плачут исхудавшие ягнята,
Соскучившись по сочным травам гор,
И песня чабана в часы заката
Еще звучит в долине до сих пор.
Черны на ветках гнезда у дорог,
В них птицы словно узники в темнице,
Что в заключенье отбыли свой срок,
Но продолжают в камере томиться.
И все наряды девичьи с цветами
Еще в шкафах хранятся под замками.
И солнце лик свой открывает редко,
Как дагестанка в траурные дни
И как моя стыдливая соседка
На свадьбе среди будущей родни.
Уж оскудели зимние запасы –
Ведь на весну рассчитывали мы!
Весна, ты нам нужнее с каждым часом,
Иди разбей бесплодный лед зимы!
Что сделать нам, чтоб поскорей пришла ты,
Быть может, новым именем назвать,
Как именем другим, боясь утраты,
Больного сына называет мать?!
Приди, весна, со светом и с теплом,
С шумящими дождями, с журавлями,
Приди скорей пахать в краю моем,
Разлейся синевою над полями!
Отложены в аулах свадьбы все
И радостные птичьи выступленья,
Приди ж, весна, во всей своей красе,
Моей любимой дай цветок весенний.
И встретит свет твоих веселых дней
Улыбка дочки маленькой моей!
Зима – как горечь сердца моего:
Все думаю, пройдет – и не проходит...
Весна – как радость сердца моего:
Все думаю, придет – и не приходит...
Приди же, радость, и, весна, приди,
Чтоб сердце пело у людей в груди!

Зачем же вы плачете, милые горы...

«Зачем же вы плачете, милые горы,
Слезами туманите милые взоры?
Я вижу потоки в ущельях глубоких,
Чем ближе ко мне – тем теплее потоки!..»
И горы с улыбкою мне отвечали:
«Мы плачем от радости, не от печали,
Согреты мы солнечными лучами,
Ведь солнце восходит у нас за плечами!
Кругом зеленеют отвесные кручи,
И скучные гости – тяжелые тучи
Уходят, становятся пылью летучей,
И даже хозяева гор подобрели:
Не так уже сердятся ветры в апреле!»
«О гордые горы, в почтенье иль в страхе
Пред кем свои белые сняли папахи?
По возрасту равных вам нет и по силе –
Пред кем вы зеленые склоны склонили?»
И с гордостью горы мои отвечали:
«Мы тысячи зим под снегами молчали,
Но тысячи весен приносят нам птицы,
Чтоб вместе с весною у нас поселиться.
Несут они песни и добрые вести,
И мы молодеем с деревьями вместе.
Недолго гостят у нас малые птахи,
Но мы перед ними снимаем папахи!..
За птицами следом дорогою старой
Ведет к нам чабан молодые отары,
Их выкормят склоны в живительных травах,
Как матери кормят младенцев кудрявых...»
«Так плачьте же, милые, добрые горы,
Чтоб с шумом потоки омыли просторы
И всласть напоили и землю и травы,
Чтоб пели апрелю бессмертную славу.
Родимые горы, папахи снимайте,
Гостей на зеленый простор принимайте!
Пусть тучей чернеют отары овечьи,
Пусть бурки чабаньи накроют вам плечи!..»

Я влюблен в сто девушек

Я в сотню девушек влюблен,
Они везде, повсюду,
Они и явь, они и сон,
Я век их помнить буду.
Я помню давнюю весну:
Мальчишка босоногий,
Я встретил девочку одну
С кувшином на дороге.
Казалось, девочка была
Совсем, как тот кувшин, мала.
Вода была холодной в нем –
Я знал наверняка, –
Но обожгла меня огнем
Вода из родника.
Таил насмешку быстрый взор…
Ее люблю я до сих пор.
А позже – в стужу и весной
У сизых волн каспийских
Я брел за девушкой одной,
Не подходя к ней близко.
Ходил за ней я как во сне,
По улицам кружа,
А чтоб увидеть тень в окне
Второго этажа,
Влезал я на высокий клен...
Я до сих пор в нее влюблен.
Не позабыть, пока живу,
Мне девушки одной,
Что как-то ехала в Москву
В одном купе со мной.
Спасибо, дорогой кассир,
Что дал места нам рядом,
Что с ней в одно окно на мир
Одним смотрели взглядом.
Так, рядом с ней, вдвоем, без слов
Всю жизнь я ехать был готов.
Мне злая девушка одна
И до сих пор мила,
Что, раздражения полна,
Стихи мои рвала.
Люблю я взгляд веселых глаз
Одной девчонки милой,
Что в восхищенье столько раз
Стихи мои хвалила.
Я в злую девушку влюблен,
В простую девушку влюблен,
И в очень строгую влюблен,
И в недотрогу я влюблен,
И в равнодушную влюблен,
И в девушку смешливую,
И я в послушную влюблен,
Влюблен я и в строптивую.
Я в каждом городе влюблен,
На всех путях-маршрутах,
В студенток разных я влюблен
Всех курсов института.
Своей любовью окрылен,
Их всех зову я «милой», –
Я в сотню девушек влюблен
С одной и той же силой.
Но ты мрачнеешь – неспроста!
Ты даже с места встала.
«Ах значит, я одна из ста?
Спасибо, я не знала!..»
Я отвечаю: нет, постой,
Мой друг, все сто в тебе одной!
Сто разных девушек в тебе,
А ты одна в моей судьбе!..
Когда бежал я у села
Мальчишкой босоногим,
Ведь это ты с кувшином шла
По узенькой дороге.
А в городе, средь суеты,
Где Каспия прибой,
Не замечала разве ты,
Как шел я за тобой?
Потом – ты помнишь стук колес
И поезд, что в Москву нас вез?
Сто девушек – то ты сама,
Ты их вместила всех,
В тебе – и лето и зима,
В тебе – печаль и смех.
Порой ты равнодушная,
Бываешь злой – не скрою,
Порою ты послушная
И нежная порою...
Куда бы ни летела ты,
Я за тобой летел,
Чего б ни захотела ты,
Добыть тебе хотел.
С тобою шли мы по горам,
Где туч стада лежали,
И к самым разным городам
Мы вместе подъезжали.
Я в сотню девушек влюблен
С одной и той же силой...
Тебя, любовью окрылен,
Сто раз зову я «милой».
В тебе сто девушек любя,
В сто раз сильней люблю тебя!

Красивая девушка

Кто писал, а кто в бумагах рылся,
Посетитель на начальство злился,
Машинистка копии снимала,
Секретарша почту принимала...
Вдруг один, сидевший у окна,
Закричал и замахал рукой:
«Посмотрите, как она стройна,
Век не видел девушки такой!..»
Все вскочили, бросили работу,
Посетителей, машинку, споры,
Опрокинул пепельницу кто-то:
Все в окошко устремили взоры.
И, тесня друг друга и толкая,
Повторяли: «Красота какая!»
А бухгалтер, старый и солидный,
Встал на стул, чтоб лучше было видно.
Все в окно на улицу смотрели,
И министр, впервые за неделю
Оторвавшись от текущих дел,
Тоже на красавицу глядел.
А у засмотревшихся парней
Шеи стали вчетверо длинней.
Бросился к окну со всех я ног,
Но пробраться все-таки не смог.
Наконец я подошел поближе,
У окошка встал. Но что я вижу?
Со старушкой старичок проходит,
Министерский ЗИМ шофер заводит...
«Где она?» – я им кричу в окно.
А шофер, смеясь: «Прошла давно!
Бедный! Ты не видел? Это ж чудо!»
«Кто она? – спросил я. – И откуда?!»
Цвел в окне душистый день апреля,
Долго мы на улицу смотрели.
Стало в нашей комнате светлей:
Каждый думал о любви своей...
А когда я вышел, вижу вдруг:
Ты идешь среди своих подруг
Так светла, красива и стройна,
Что я сразу крикнул: «Вот она!»

Следы на снегу

Мы вместе по зимнему лесу снегами
Бродили весь день, но понять не могу,
Как вышло, что рядом с моими следами
Твоих я не вижу следов на снегу.
Я слушал, здесь только что песни звучали.
Ты песни мне пела, а лес повторял.
Твои онемевшие пальцы не я ли
Сейчас вот в ладонях своих согревал?
За ель забежав, раскрасневшись от стужи,
Дразнила меня: «Догони, не боюсь!»
И если сейчас не тебе, то кому же,
Сбиваясь, читал я стихи наизусть?
Не ты ли смеялась, не ты ли сердилась,
Меня упрекала за то, что не прав?
Скажи, не тебе ль я сдавался на милость,
Все шаткие доводы исчерпав?
Со мною ты шла по снегам непримятым.
Но где же следы? Я понять не могу...
Один я... А мысли всего лишь крылаты,
От них не бывает следов на снегу!

С кем поделюсь я обидой своей...

С кем поделюсь я обидой своей,
Кому расскажу про печаль-невзгоду?
С каждым годом весна веселей,
И меньше стихов о ней с каждым годом.
С кем поделюсь я обидой своей,
Кому расскажу про печаль-невзгоду?
Девушки с каждым годом милей,
И меньше стихов о них с каждым годом.
Хожу и думаю столько дней –
С кем обидой своей поделиться?
Стихи о самой любимой моей
Печатают на последней странице.

Три звездочки вверху горят...

Три звездочки вверху горят –
Я начал о тебе стихи.
Три звездочки стоят подряд –
Я кончил о тебе стихи.
Так я писал все десять лет,
Так я пишу сто первый стих,
У тех стихов названий нет,
Но если озаглавить их –
В трех звездочках заключено
Для всех название одно:
Три слова скрыты в них от глаз,
И смысл их стар и вечно нов.
Их произносят в жизни раз,
И нет труднее этих слов.
Три звездочки – они итог
Моих в огне кипевших лет,
Три звездочки – они исток
Моих и радостей и бед.
Как ветки собраны вокруг
Большого сильного ствола,
Так возле этих слов, мой друг,
Мои и мысли и дела.
Мои бессонные мечты,
Мои заветнейшие сны,
Как это твердо знаешь ты,
В трех звездочках заключены...
Три звездочки вверху горят,
«Тебя люблю я», – говорят.

Наверно, любовь не дает нам расти...

Наверно, любовь не дает нам расти.
Ведь нам и сейчас еще лет по шести.
Смыкались оградами наши дворы.
Мы жили с тобой по соседству.
Мне кажется, с этой далекой поры
Еще не окончилось детство.
Тогда ты была веселее нас всех,
Ты, даже сердясь, хохотала.
Меня и сейчас заражает твой смех,
А гнев не пугает нимало.
Моя дорогая, тебя до сих пор
Еще забавляют игрушки.
По-детски ложишься ты спать на ковер,
С ладошками вместо подушки.
У моря ты строишь корабль на песке
И птицам желаешь удачи,
И яблоко в маленькой держишь руке,
Как некогда маленький мячик.
Опять в Дагестане весна, и опять
Ты будешь в ущельях цветы собирать,
Травою зеленой ягненка кормить,
Водою студеной козленка поить.
И, за руки взявшись, пойдем мы к ручью,
Где ветры гудят над горою,
Как в детстве, копируя маму мою,
Платком ты мне шею закроешь...
Нам все еще, все еще лет по шести.
Наверно, любовь не дает нам расти!

Ты спишь, а я предутренней порой...

Ты спишь, а я предутренней порой
Встаю и настежь раскрываю двери.
Цветы, деревья, солнце за горой –
Все, что ты встретишь, должен я проверить.
Смотрю, сидит ли ласточка в гнезде
(Ты с детства любишь песни этой птицы),
Нет ли соринок в ключевой воде –
Ведь ты придешь к ручью воды напиться.
Я проверяю, чисты ль небеса
И долго ли деревьям до цветенья.
Мне хочется, чтоб не сошла роса
До твоего, родная, пробужденья.
И кажется мне в этот ранний час,
Что вся природа – магазин подарков,
Где у прилавков думал я не раз,
Что выбрать, что понравится аваркам?
...Я выбрал высочайшую из скал
И полукруги на орлиной трассе,
Я для тебя рассвет облюбовал
И счастлив, словно сам его раскрасил.
Проснешься ты с улыбкой на губах
И распахнешь окно, как птица крылья,
И отразится у тебя в глазах
Весь мир, все то, что для тебя открыл я,
Тебя обступят тополя стеной,
И годы контур свой очертят резче,
И солнце, облюбованное мной,
В твоих руках лучами затрепещет.
Но, скромность и достоинство храня,
Я притворюсь, твое увидев счастье,
Что мир прекрасен не из-за меня,
Что ни к чему я вовсе не причастен.

Твой день рождения

Декабрь снега над нами распростер,
Продул морозом каждый уголок он.
И ветер моря с ветром из-за гор
Столкнулись лбами возле наших окон.
В такой декабрьский день рождалась ты.
Как непонятна нам еще природа:
Я никогда не думал, что цветы
Жить начинают в это время года,
Что травы пробиваются зимой,
Что ласточки рождаются зимой.

Жена говорит мне...

Жена говорит мне: «Когда это было?
В какой это день мы поссорились, милый?»
«Не помнится что-то, – я ей отвечаю, –
Я попросту дней этих в жизнь не включаю».

Любовь

Кто не жалел Махмуда всей душой?
Он был в любви несчастен до предела,
Страдал из-за любви своей большой,
И сердце из-за женщины сгорело...
Нет, не люблю стихов я о любви,
Когда о ней кричат, как о несчастье,
Нет, не люблю я песен о любви,
Когда, как о беде, поют о страсти.
Пусть сердце от любви сгорит – повсюду
О ней твердить я, как о счастье, буду!
Любовь – на подвиг нас ведет она,
Любовь рождает силы в человеке,
Любовь – с ней жизнь становится полна, –
Лишь полноводные люблю я реки!
Любовь не знает гнета верст и лет,
Не знает про усталость на дорогах,
Пред ней высот недостижимых нет, –
Пускай, влюбленный, я всегда в тревогах,
Пускай далёко от меня твой смех...
И до утра один сижу без сна я...
Я все равно сейчас счастливей тех,
Что безмятежно спят, любви не зная.
Жалеть влюбленных? То не мой удел:
Любви не знавших я всегда жалел.

Я видел, как осень, ветрами продута...

Я видел, как осень, ветрами продута,
Гудела, цветы и растенья губя,
И дал себе слово я в эту минуту
Не сравнивать больше с цветами тебя.

Когда для вас день начинается...

Когда для вас день начинается?
В тот миг, когда вспыхнет заря
И солнце окошка касается,
Огнями на стеклах горя?
А мой – лишь тогда начинается,
Когда, меня взглядом даря,
Подруга моя просыпается.

У нас с тобой разными радости стали...

У нас с тобой разными радости стали,
У нас с тобой разными стали печали…
Но все б эти радости – будь моя воля –
Сменял без возврата на общую боль я!

Я знаю наизусть всего Махмуда...

Я знаю наизусть всего Махмуда,
Но вот не понимаю одного:
Откуда о любви моей, откуда
Узнал он до рожденья моего?